У царя России Николая
На плече - дракон,
Кто колол - пока никто не знает,
Царь-то был ого!

 

Ни для кого не секрет, что искусство татуировки известно человечеству уже в течение многих столетий и во многих культурах носит символический, если не сказать, сакральный характер. В настоящее время татуировка стала явлением массовой культуры не только в Европе, но и в России. В связи с этим хочется поделиться некоторыми интересными фактами о развитии искусства тату в нашей стране, а также обратить особое внимание на то, что и в данной сфере Петербург снова сыграл ведущую роль.

 

 

Пока доподлинно неизвестно, как относились к изображениям на теле в Киевской Руси, а также в более поздний период государственности. Так что, оставим пока в стороне дела давно минувших дней и обратимся к более свежим свидетельствам.

 

В 1803-1806 гг. состоялось первое российское кругосветное плавание под командованием Ивана Крузенштерна и Юрия Лисянского. Помимо моряков и исследователей на кораблях присутствовали представители аристократии, составляющие свиту Н. П. Резанова, назначенного послом в Японию. Среди них ярко выделялся гвардейский поручик граф Фёдор Толстой – молодой бунтарь, не признающий моральных авторитетов. Во время стоянки у острова Нукагива, относящегося к архипелагу Маркизовых островов, корабль «Надежда» посетил вождь местного племени Танега Кеттонове. Толстого настолько поразили татуировки, украшавшие тело вождя, что он разыскал и привез на корабль художника-татуировщика племени, повелев «разрисовать себя с ног до головы». На руках молодого графа были вытатуированы змеи и различные узоры, а на груди в кольце сидела птица. Примеру Федора Толстого последовали тогда многие матросы; граф же по возвращениюв Петербург с радостью демонстрировал в светских салонах свои необычные украшения.

 

Фёдор Толстой (тот самый, кто птицу в кольце себе на грудь набил)

 

В конце XIX века татуировка получила широкое распространение среди каторжников, высланных на Сахалин. Именно эти, так называемые, «Сахалинские картинки» установили традицию татуировки как искусства, связанного самым тесным образом с тюремным бытом.

 

В тоже время татуировка впервые становится признаком аристократичности. В петербуржский высший свет моду на украшение тела рисунками привнес ни кто иной, как будущий император Николай II. Будучи еще цесаревичем, в 1891 году Николай посетил Японию, откуда привез татуировку на руке в виде дракона с зелеными лапами, красным брюхом и желтыми рожками. Татуирован был и Великий князь Михаил Александрович, в следствии чего мода на нательные рисунки, в основном на восточные японские мотивы, сразу увлекла представителей света и богемы.

 

Тату государя

 

Уже на рубеже 1906-07 гг. в Санкт-Петербурге в Управление Главного Врачебного Инспектора М.В.Д. рассматривается прошение «О разрешении Е.П. Вахрушеву заниматься татуированием».

 

 

Вот что пишет дворянин Евгений Павлович в своем прошении:

«В 1899 году, я изучал искусство вводить под кожу человека красящее вещество, которое просвечивая через кожу, давало бы какое либо изображение никогда не стираемое и не исчезающее. Многие из моих знакомых пожелали иметь татуировку, которою оставались очень довольны. Путём долголетней практики и опытов, которые я производил на себе, я добился некоторых благоприятных результатов, следствием чего явилось значительное уменьшение боли и почти полное отсутствие воспалительного процесса, который так неизбежен после введения под кожу постороннего вещества (краски). Лица совершенно незнакомые, слыша о моем искусстве от моих клиентов, являются ко мне с просьбами о татуировании, но, не имея на это разрешения, я принуждён им отказывать. Мне известны два случая, когда отказанные мною моряки не желая ждать дальнего плавания, где могли иметь татуировку (замечательно татуируют в Индии, Китае, а также в Англии и С. Америке), обратились к матросу, который сделал им татуировку варварским способом: он простым ножом нацарапал якорь и когда показалась кровь, то затёр порохом. Нужно ли говорить, что татуировка была очень грубая и болезненная, а воспаление продолжалось более двух недель. Лучший способ татуирования – английский, которого я и придерживаюсь: кисточкой рисуется на коже желаемое изображение и, затем, прокалывается иголкой, обмокнутой в раствор туши. Главное условие конечно чистота кожи и инструментов, в виду чего я для каждого сеанса беру новую иголку и тщательно обмываю кожу. Для татуировки употребляю только настоящую китайскую тушь, так как все искусственные краски влекут за собой воспаление кожи, а иногда и заражение крови. Принимая во внимание вышеизложенное, а также и моё стремление сделать татуировку доступной всем желающим обращаюсь к Вашему Превосходительству с покорнейшей просьбой выдать мне надлежащее на сей предмет разрешение.

 

Подпись – Е. Вахрушев Декабря 8 дня 1906 г. Жительство: Казачий переулок 9 / 3 кв. 30.»

 

 

Разрешение было получено, но о месте открытия первого российского тату-салона и его деятельности свидетельств, к сожалению, пока не обнаружено.

 

В Советский период татуировка претерпевает всяческие гонения: сначала нательные рисунки интерпретируют как признак буржуазии и «пережиток царского режима» (запрет носить татуировки не коснулся только моряков), затем в 1937-39 году запрет оформился на законодательном уровне; наказанием за неповиновение стало тюремное заключение. Так в уме советских граждан плотно укоренилась ассоциация «татуировка – уголовное прошлое». Во время хрущевской оттепели с татуировки сняли табу, но сдвиг в сознании и, соответственно, отношении к татуировкам, произошел уже только в 1980-х годах. Здесь опять центром популяризации данного вида искусства стал Ленинград и его рок-подполье. Чуть позже данное увлечение перекинулось и на Москву.

 

С 1990-х годов в России начинается «Золотой век» татуировки: сняты запреты, открыты границы, начинается культурный обмен с Европой. Мастера получают доступ к новейшим техникам и методам нанесения татуировки. Весной 1995 г. в Москве в клубе «Эрмитаж» проводится первая тату-конвенция, где мастера татуировки обмениваются опытом с отечественными и зарубежными коллегами.

 

Татуировка с этого момента становится массовым явлением и больше не воспринимается как признак отклонения или уголовщины, а расценивается как подлинное искусство.

 

Полина Коротченкова